…Для всех, кто в погонах. Шахтерам ехать некуда, да они и не собираются. Разобрали трофейные винтовки, наскоро выбрали новых командиров. В отряде теперь больше сотни, а добровольцы все прибывали. «Партячейка» Петр Мосиевич осваивал опустевшее кресло председателя местного Совета, готовились торжественные революционные похороны «жертв бандитского террора», местный художник-энтузиаст даже набросил эскиз будущего монумента.
Рисунок (футуристический квадратный рабочий с развернутым знаменем на постаменте-глыбе) был мне предъявлен вместе с вежливым вопросом. Нет, нам не предлагали убираться к помянутой матери из Лихачевки, но «разъяснить» ситуацию определенно требовалось.
– Медаль за мной, – пообещал я, протягивая руку Хивинскому, – В следующий раз, когда захватим монетный двор, не забудьте напомнить.
Пальцы болели – только что довелось обменяться рукопожатиями со всей диверсионной группой. Шахтеры отвечали искренно, от души. Эти пока не думали о «разъяснении» нелепейшего по нынешним временам золотопогонно-пролетарского союза. Они просто радовались. Еще бы! Бронеплощадка, три пулемета, пушка! Ни раненых, не убитых, обошлись лишь царапинами и шумом в ушах. Не одного меня оглушило изделие Норденфельда!
Трупы в окровавленных бушлатах унесли (не повезло матросикам!), и неровный строй парней в пальто и полушубках, увешанных трофейным оружием, так и просился на обложку «Нивы». Поручик тоже был хорош. На плечах горели новенькие погоны, а у пояса появилась шашка. Оружием я никогда не увлекался, но сразу было ясно: Хивинский отыскал среди трофеев что-то особенное. Серебряная чернь эфеса, темные узкие ножны…
Джигит!
Тех, кто занял Вавилонскую башню, втащив туда «картофелекопатель», я уже поздравил. Тех, кто под командованием портупея Иловайского помогал Максиму Жуку, тоже. Здесь, вроде, всё… Нет, не всё, как же я мог забыть?
– Кадет Новицкий! Кадет Гримм!
– Я-я-а-а!
Маленькие Гавроши улыбались во весь рот, морщили носы. Про них мне уже рассказали. На стальную крышу полезли оба, Гримм спускался в люк, Новицкий помогал. Повезло ребятам – вповалку спала пьяная матросня, даже на скрежет стального засова не отреагировала.
И нам всем повезло. И мне – не будут мальчики в страшных снах являться. Живые!
– Кадеты! За проявленное мужество перед лицом опасного и вооруженного до зубов врага объявляю вам благодарность и награждаю…
Господи, чем?! Пистолет не отдам, еще начнут в Вильгельма Телля играть!
– …Именными часами с гравировкой. Гравировку сделаем позже, а пока – носить по очереди согласно алфавита. Держите, кадет Гримм!
Маленькая ручонка крепко ухватила посеребренную «луковицу». Извините, ребята, в следующий раз найду швейцарские.
– Служим… Служим…
– России и трудовому народу, – улыбнувшись, подсказал я, на ходу подбирая нечто наиболее политкорректное.
– России и трудовому народу!!!
Часы были уже возле уха кадета-героя Гримма. Кадет Новицкий тоже не удержался, потянулся послушать. Тикают, ребята, тикают! Кто сказал что на войне не выпадает счастливая минута?
Можно было идти, но что-то удержало. Я вновь поглядел на крепких парней, стоявших у побежденной ими «таньки». Эти – лучшие, Хивинский лично отбирал. Сейчас они улыбаются, мы еще все вместе: «кадеты» с ударением на «а» – и будущие бойцы Антонова и Ворошилова. Жаль таких отдавать! А если не отдавать?
– Товарищи, – начал я, пытаясь найти нужные слова. – Агитировать не буду, но главное вы уже знаете. Для вас – для нас всех! – началась война. Вы – не спрячетесь. Каждая сторона будет утверждать, что защищает народ и правое дело. Но вы уже поняли: на войне каждый защищает прежде всего самого себя. Завтра вас мобилизует Антонов-Овсеенко, и вы пойдете убивать тех, кого вам прикажут. И умирать за то, что никогда не увидите…
На миг я замолчал, переводя дыхание. Слушают? Слушают! Недоверчиво, хмурясь – но слушают.
– Сейчас мы – отряд, у нас оружие, мы – крепкий орех, не разгрызть. Предлагаю остаться с нами. Начнем с перехвата банд, таких как та, что мы вчера разгромили. А разбираться с теоретическими вопросами станем по мере их поступления – и оставаясь в живых. Этого Антонов может и не простить!..
Я кивнул на бронеплощадку. Нет, не простит большевистский главком! Не только ее: убит – разорван в клочья – бывший унтер Полупанов, погиб почти весь его штаб. Но не это даже главное. Случилось то, чему не было места в Истории: шахтеры Каменноугольного бассейна выступили против большевиков. Река Времен дрогнула, покрылась рябью, обозначая новое русло…
Молчали – долго, тяжело. Наконец, кто-то хныкнул:
– В Зуавы зовете, товарищ?
Зуавы?! Ну, конечно, они тоже слышали песню.
– Почему бы и нет? – улыбнулся. – Зуавы – маленький, но гордый народ, лупивший в хвост и гриву французских интервентов. Так лупивший, что французы в его честь назвали свои отборные войска. Мы будем не хуже!..
«Целься в грудь, маленький зуав, кричи „ура“!..» А что, хорошая песня!
Вновь молчание. Переглядываются, смотрят по сторонам, без особой нужды поправляют оружие…
– Подумаем, товарищ Кайгородов. Посоветуемся… Но… Мы не хотим воевать против народа! Офицеры – они, сами знаете!..
Я покосился на невозмутимого Хивинского. Тот дернул плечом под золотым погоном, еле заметно скривился. Крепко усвоили политграмоту товарищи шахтеры! Если офицер, значит…
– Спросим! – рубанул я. – Вот перед нами два ваших товарища, два будущих офицера… Два маленьких Зуава… Кадет Новицкий! Кадет Гримм! Вы собираетесь воевать против народа?