Капитан Филибер - Страница 96

…Уф! Фирменный, кошерный! Уважил, командир!..

– Мне лично все ясно, Филибер. Бронепоезд настоящий, для Германского фронта делали, с Норденфельдами, как на твоей «Сюзанне». Окопы по уставу, даже часовые не спят. А в целом…

– Будем брать?

Будем! Дорогу Брундуляк перекрыл намертво, на каждой станции – окопы, блиндажи, гарнизоны. Железные черепахи не спят, ходят дозором от Новочеркасска до самого Миуса. Персиановка же не просто станция – крепость. Здесь и склады, и резервный бронепоезд, и…

– …За бронепоездом еще эшелон стоит, отсюда не видно. Спрятали! Там вагон Кривошлыкова. Слыхал о таком?

…Михаил Васильевич – но не Фрунзе. Бывший прапорщик, Подтёлкову-Брундуляку – правая рука. «Тихий Дон», том второй.

– А еще в этом поезде сестричка милосердия обретается – зазноба товарища «красного президента». Смекаешь, Филибер?

Смекаю. Бить надо от всей души, с размахом, по сопатке, до красных соплей, чтобы у Подтёлкова от злости не крыша съехала – печень кровью набухла и лопнула. Чтобы врассыпную разбежался, встречных увеча пиками усов, как и завещал классик.

…Усишки, правда, у бывшего подхорунжего явно подгуляли. Не Буденный, даже не Мамонтов.

– Гарнизон, считай, с тысячу, но бойцы так себе. Красная гвардия и моряки. Не шахтеры.

– А то! Шахтеры – это тебе не мореманы-кокаинщики, – не без гордости соглашаюсь я, всматриваясь в залитую серебристым светом ночь. Красиво! Почти Куинджи – если бронепоезд вычесть.

Мы его и вычтем. Накопали бойцы-красноармейцы вокруг станции окопов, а дальше нос не суют. А зря! Это на карте «железка» одна-единственная, кубыть сосна в степи. За годы войны начали расти от дороги-дерева ветки и веточки: на запад, к близким угольным шахтам, на восток, к рыбным промыслам на Сале. Один из таких отростков совсем рядом, прямо за нашей спиной. Рельсы дотянуть – полдня работы. А там… «Сюзанна ждет!» Мы – мирные люди, но наш бронепоезд…

– Ты, Филибер, не слишком хвастайся. Тоже мне, шахтерский батька!

Ушастый перекатывается ближе, ложится рядом, упирается плечом. Смеется.

– Я с господами углекопами три месяца самогон пил – когда в Макеевских копях комендантствовал. Отличный, тебе скажу, народ. А уж мадемуазели!..

– «Прощай, Маруся-ламповая», – вновь соглашаюсь я. Было, было! То ли ушастый отбил чернявую у забойщика-пролетария, то ли совсем наоборот…

– Алика! – Чернецов шепчет в самое ухо, оглядывается. – Алика ее зовут. Только ты, Филибер, никому!.. Понял?

Я тоже оглядываюсь. Уж не подслушивает ли сам «красный президент» Брундуляк?

– Она татарка, мусульманка… И большевичка к тому же. Представляешь? Меня в Новочеркасск отзывают, а она за револьвер. Нет, не в меня – в себя. Слава богу, успел, руку перехватил. Теперь письма пишет, приехать обещает. Нет, я не против, но…

Надо бы посочувствовать. Или хотя бы промолчать. Татарка, большевичка… Письма пишет – а по какой почте присылает? «Partisan`s Mail Express»? А если таки присылает… Влип, Иван Царевич!

– У меня, Василий, поп знакомый есть – отец Серафим. Могу под конвоем доставить. И окрестит, и… Или в ислам перейдешь? Ножницы подарить?

– Иди ты!

Не пойду. Это ему за «земгусара». Будет знать!

* * *

– Все ясно, Василий. Как на ринге – удар обманный, удар смертельный. Я первый, ты – второй. Ты – здесь, я…

– Какой ты бодрый, Филибер! Смотреть противно. Значит так. Отряд я тебе выделил, народ надежный – местные, наши. «Казара»! Сами разберутся в лучшем виде, твоя забота – начальство изображать. И все! Под пули не лезь, не вздумай. На хрена мне Новочеркасск, если тебя ухлопают? Это ты понял, земгусар?

* * *

– …А вы, ваше высоблагородие Микола Федорыч, не сумлевайтесь и не волнуйтесь здря. Вам еще с Василием Михалычем Новочеркасск от нелюдей краснопузых, в жилу их язви, выручать, на Москву Кременную идти. Наша она, Раздорская-станица, с дедов-прадедов наша. Мы ее и свободить будем, иначе не простится – ни на земле, ни на Небе, Господи спаси и помилуй! Наша забота, кровная, уж вы не обижайтесь. Так что в сторонке держитесь и юнкарям своим закажите. Ох, Микола Федорыч, что ироды эти с народом сотворили, подумать страшно. Волком выть охота, я вам скажу. От мы их и будем скубать, кубыть волки кутят! Считай, на татар идем, на Мамая-беса… И еще просьба есть – от всего обчества. Наденьте погоны, потому как сейчас самая лютость начнется, не обознаться бы по горячке. И станишникам любо будет, когда на майдан сам полковник Хвилибер пожалует – при погонах да при шашке, как годится. Так у вас и шашки нет? Ну, Микола Федорыч, разве можно так? Вроде и полковник, а дитё дитём!..

* * *

– Мудак, ой, мудак!

Присел поближе, коснулся рукой залитого кровью лба, поднес пальцы к глазам. Почему-то захотелось надеть очки – родные, с крутым «плюсом». Отвык за эти месяцы, не вспоминал даже, а тут…

– Какой же ты мудак, Принц!

Сотник Войска Донского фон Приц жабой лежал на траве. Окровавленной жабой. Жабой, нагло нарушившей приказ прямого и непосредственного начальника. Очки в золотой оправе валялись рядом в комплекте с памятной «мосинкой» без штыка. Мне не подойдут – «минус».

Лоб был теплый. Только это еще сдерживало.

– Он жив, Филибер, – подпоручик Кленович Ольга Станиславовна наклонилась, осторожно коснулась щеки. – Касательное в голову, сейчас перевяжу.

– Не надо, – вздохнул я. – Все равно расстреляю. Из гаубицы! Какого ху…

Холодная от пота ладонь легла на мои губы. Да, ругаться не стоит. Раньше надо было думать, когда этот «му» полез в цепь с джентельменским набором «окуляры-»мосинска". Но что я мог сделать, если правой рукой приходилось держать за пояс госпожу подпоручика, а левой придерживать ее же за портупею? Тоже собралась погеройствовать, кавалерист-девица, даже лошадь успела подобрать! Ну что за, мать ее дери, страна, посылающая в бой чахоточных девушек и очкатых пацанов!