…И по званию не называют! Зачем, спрашивается, погоны надевал? Обидно даже. Самое время возмутиться. Станица Егорлыцкая – не просто Дон, но и зона ответственности нашей оперативной группы. Однако штыки звали к сдержанности. Для этих хмурых парней – даже Чернецов не фигура.
Добровольческая армия. Рано я их похоронил!
Сколько именно недобитков Марков сумел вывести из-под Екатеринодара, никто толком не знал. Не больше двух тысяч – точно. Остатки Кубанской армии вместе с членами Рады ушли на юго-восток, к Тереку, полковник Кутепов с сотней офицеров неделю назад объявился в Новочеркасске – не сошелся характером с новым Главкомом, отказавшимся делить власть умершего Алексеева.
Кто остался?
С Донским правительством Марков в переговоры не вступал, однако сразу же потребовал продовольственные пайки и огнеприпасы. Богаевский пожал плечами, выслал кое-что из съестного. Оружия не дал – арсеналы были почти пусты. Толку же от Марковского воинства оказалось чуть – на фронт против Антонова не просились, с близкой Кубанью старались не задираться. И с чем задираться? Горстка – хоть и очень злобная.
В Атаманском дворце на воскресших «добровольцев» смотрели, как на надоедливых призраков. Корнилов, Алексеев – это было давнее Прошлое, присыпанное снегом Сельских степей и кровавой пылью Новочеркасского штурма. Марков с его амбициями никого уже не интересовал. Даже Дроздовский, узнав о смерти вождей Добрармии, предпочел осесть на Дону. Единственным человеком, все еще помнившим о «белой гвардии», был я. И вот вам благодарность…
– Господин генерал, правда, что в правительство Дона вошли большевики?
Капитан? Нет, голос молодой, наверняка один из прапорщиков.
Оборачиваться я не стал.
– Правда. Пост товарища министра внутренних дел предложен Дзержинскому. А Председателем Круга вместо Богаевского сделаем китайца. Надежный товарищ, из шанхайской секты «Неистовый кулак»…
А вдруг выстрелят?
– Это не смешно!..
Прапорщик? Да, но другой, голос еще моложе. Интересно, кто среди «добровольцев» такие слухи распускает? Уж не сам ли Сергей Леонидович? В подлости не замечен, зато горяч. Для него и Митрофан Богаевский – коммунист.
– Вы… Вы там, в Новочеркасске… Вы…
Уже третий. Стало быть, братцы Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф…
– Вы Россию предали!
Никак козлом называли? Дедушка, запиши в ЧОН! На полчасика, потом сам выпишусь.
Повернулся – медленно, неспешно. Оправил китель, щелкнул ногтем по Донскому кресту (номер пять!), завел руки за спину… А я еще грешил на «дроздов»! С нибелунгами наши сразу побратались, по медали каждому навесили, а те поклялись Тихий Дон до последней капли крови защищать. «Яссы и Дон – навеки вместе!»
Шагнул вперед. Штыки? Хрен с ними, напугали попа груздями!
– Знаете, что, мальчики? Я с вами даже спорить не буду. Просто мир делится на обоссанных неудачников – и на всех остальных. Мы – все остальные. Вопросы?
Молчат. Скалятся. Штыки вверх-вниз, вверх-вниз… И что дальше, поросята? Стрелять будете? Без шкуры остаться не боитесь – а заодно и без яиц? Штаб Чернецова в двадцати верстах.
– Хватит, господа, хватит! Господин генерал!.. Ваше превосходительство! Вы должны понять – нервы, усталость от похода, контузии…
Капитан – вмешался-таки, сообразил, чем пахнет. Интересно, настоящие белогвардейцы тоже были… такими?
– Господа! В присутствии его превосходительства ответственно заявляю, что Донское правительство ведет героическую борьбу с большевистскими полчищами…
– Но, господин капитан! Генерал Марков вчера говорил…
Значит, все-таки Марков… Где моя желтая коробка?
Щелк!
– Кайгородов! Как вы мне надоели! И слышать ни о чем не желаю. Как офицер Великой Русской армии и патриот, я не представляю для себя возможным служить какой-нибудь Донской или, не дай бог, Крымской республике, которые самим фактом своего существования способствуют расчленению Великой России!
Станичное правление. Фотография Корнилова на стене – маленькая, с черным уголком.
Злобный Марков.
– Только не намекайте, что вы теперь ге-не-рал. Снимите погоны, не позорьтесь! Что дадут офицерам, пошедшим на службу в какие-то татарские, калмыцкие… иные армии несуществующих государств? Хотите хватать чины? Пожалуйста: обгоняйте меня, но я, как был произведен в генерал-лейтенанты законным русским монархом, так и останусь им до тех пор, пока снова не явится истинный Хозяин земли Русской. И что будут делать офицеры этих ваших армий, когда те будут расформированы? Не сманите, не думайте!
Кафтан, как на извозчике, в руке – то ли кнут, то ли плеть, на голове – папаха. Белая. И не жарко ему, май на середине!
Эх, Сергей Леонидович, как вам форма-то идет!
– И не смейте сманивать моих офицеров. Какими глазами эти господа будут смотреть на сослуживцев, в тяжелый момент не бросивших свои полки? А если после службы в вашей… орде они пожелают снова поступить в Добровольческую армию, то предупреждаю: не приму! Пусть убираются на все четыре стороны к чертовой матери.
Ему все еще казалось, что мы на Барочной, что живы Корнилов и Алексеев, а на Дону – ничего и никого, кроме гимназистов Чернецова. Сманивать? Кто их сманивает, битых?
– На хрен вы нам не нужны, Сергей Леонидович, – вздохнул я. – Ни марафонцы ваши, не вы лично. Была мыслишка сманить вас в военные министры, но Кутепов отговорил…
Рычание. Кнут-плеть с размаху лупит по носку давно не чищеного сапога. Черт! Не ругаться же я сюда приехал! А как не поругаться?
– …Кутепова мы тоже отфуболили. Пусть катится в свой Преображенский – песенниками командовать. А насчет погон… Может, вам их сам хан Хивинский повесил, из собственного халата выкроил, только… Помните у Суворова? «Я лучше покойного Прусского короля, я Божию милостью баталий не проигрывал!»