Капитан Филибер - Страница 65

– Вот мелькнул белый флаг
У высоких палат
Удальца-молодца атамана.
И с веселым лицом,
Осенившись крестом,
Он над медною пушкой склонился;
Пламя всплыло струёй,
Дым разлился волной,
И по крепости гул прокатился…

– Зато, Николай Федорович, в справочнике не говорится, что сегодня из Ростова прибывает специальный состав. Ценности из Ростовского отделения Государственного банка, эвакуированы в связи с наступлением большевиков. Сумма неизвестна, но… очень много. Тут целая история. В Ростове все это богатство хотел забрать Корнилов – на Добровольческую армию. И знаете, кто выступил против? Генерал Алексеев! Это, мол, бросит тень на светлое имя «добровольцев». А вы говорите, что это я – наивный! Николай Федорович сведения совершенно точные, у юнкера… то есть, прапорщика Плохинького двоюродный брат служит в Атаманском дворце. Он согласился нам помогать – если мы его в полк возьмем. Я сказал, что…

– Пообещали? Это правильно. Отчего не пообещать? Что еще? Про фронт можете не докладывать – знаю. Отряд Кутепова выбил большевиков из ростовских пригородов, но это ненадолго.

– "Чу, с редута палят, —
Знать, сбираться велят!" —
Казаки казакам закричали,
Сабли вмиг на ремень,
И папахи набекрень,
И на площадь бегом побежали.
"Что, ребята, палят?
Не в виду ль супостат?
Не в поход ли идти заставляют?"

– А вы всегда все знаете, Николай Федорович. Поэтому не буду даже говорить, кто сегодня в Новочеркасск приезжает.

– Давайте догадаюсь. Вчера большевики заявили о признании Донской автономии при условии установления советской власти… Неужели сам Антонов?

– Хуже, Николай Федорович. Подтёлков. Он уже вел переговоры две недели назад, рассказывают, даже на Каледина орал. Тогда его развернули, а сейчас… Говорят, Каледин откажется от власти. Вчера он заявил на заседании правительства, что не хочет быть причиной войны. Будто бы и бумагу подписал. Лежит на его столе, в коричневой кожаной папке. Заглянуть пока не удалось.

– Как сибирский буран
Прискакал атаман,
А за ним есаулы лихие.
Он на сивом коне,
Карабин на спине,
При боках пистолеты двойные;
Кивер с белым пером,
Грудь горит серебром,
Закаленная сабля булатна…

– Можете сказать этому… двоюродному брату, чтобы не рисковал. Похоже, правда. Его превосходительство любил домашних птиц… Ну что же, Сергей, делаете успехи. Прямо «Espia Mayor».

– «Espia Mayor»? Это – «главный шпион» по-испански?

– Сергей! Никогда! Никогда не показывайте начальству, что вы – сапиенс. Такое не прощается.

– Шумно строятся в ряд,
Громко шашки гремят,
Развевается белое знамя.
Кони борзые бьют,
Пыль копытами вьют,
И в очах их свирепое пламя.
Все – как пламя огня,
Атаман – на коня
И тяжелыми брякнул ножнами.

– Николай Федорович, я давно заметил… У вас очень мрачные шутки. Не шутки даже, вы словно… не верите. Сапиенс, Три У… Вы считаете, что и в Новой России будет все так плохо?

– Честно? Да. Уверен – процентов на девяносто.

– Но только на девяносто, десять – в нашу пользу! По-моему, не так и… безнадежно. Между прочим, сегодня к нам еще кое-кто прибудет. Тайно. В Атаманский дворец не пойдет. Сказать?

– Сеньор Espia Mayor! Хотите на гауптическую вахту? Погодите… Корнилов?

– Корнилов.

– Вдруг блеснул, как стекло,
Длинный меч наголо,
И пошел молодцом пред рядами.
Казаков обскакал, —
«С Богом, дети!» – сказал.
Казаки на седло поднялися…
Засверкали мечи,
И орлы-усачи,
Как на пир, на войну понеслися!..

* * *

– Нет, Николай Федорович, не взял меня Голубинцев в полк. Говорит, ему донской казак нужен, а не Хивинский. Шучу… Я сам к начштаба пошел, к господину Семилетову. Думал по крайней своей наивности организовать инженерную роту, все-таки по специальности. Где там! Объяснили, что я теперь не поручик, а подъесаул – и заставили совсем иной отряд формировать. На деревянных лошадках… Жаль, хотелось среди Зуавов остаться. Там, в полку, наших, мало осталось, нагнали целую тысячу желторотиков, взводными подпоручиков поставили, Иловайскому роту дали, а нашего Згривца хотели сразу к Голубинцеву заместителем. Еле отбился, на 1-й батальон пошел, замом нового полковника сделали – который в поезд вместе с Ольгой Станиславовной сел. А «Сюзанну» забрали, в вагонных мастерских она сейчас. Успеют – сделают из нее целый бронепоезд. Господин Мионковский – заместитель командира артдивизиона, про отца Серафима ничего не скажу, не знаю… Но это все, Николай Федорович, лирика, почти Игорь Северянин, а у меня вот что из головы не идет. Вы представляете себе цистерну? Не слишком большую, чтобы в кузов обычного грузового авто вмещалась? А еще лучше – сразу на колесах…

* * *

– Парсуну с ихней рожи снимают, – усмехнулся незнакомый мне сотник, кивая в сторону атаманской приемной. – Для гиштории.

Мы с Чернецовым переглянулись. Василий скривился, скользнул рукой по кобуре… Вздохнул. Комментариев не требовалось. Каледин закрылся в кабинете с руководством Круга, судьбу Тихого Дона обсуждает, а тем временем…

– Пар-суна, – задумчиво повторил Чернецов. – Па-трет.

«Патрет» обнаружился в огромном кресле у самого окна. «Патрет» и сам был немал, и ростом, и статью – и помянутой «рожей». Небрит, обвешан оружием, затянут в кожаную тужурку, на правом сапоге – огромная латка. Типаж! Бородатый толстячок, пристроившийся напротив с большим листом белого ватмана, священнодействовал, не опуская карандаша. «Патрет» поглядывал на него искоса, но не возражал. Для гиштории!