Капитан Филибер - Страница 57

Пора! Теперь действительно пора… А это кто?

Вдоль строя семенит бородатый толстяк в валенках и темной рясе. В руке – медный крест. Иже херувимы, паки, паки… Отец Серафим для окормления прибыл! Нашел время…

Хотел гаркнуть, поглядел… Не гаркнул. К кресту тянулись, отец Серафим что-то неразборчиво бормотал, свободная рука без устали благословляла. Мрачный Згривец сорвал с головы мохнатую шапку, склонил голову, приложился к холодной меди, вслед за ним шагнул наш Рere Noёl…

Они не шутят. Это все – взаправду.

Я отошел на середину, окинул взглядом недлинную шеренгу, которую я сейчас поведу в штыковую. Одна рота против двух полков. Надеюсь, тебе хорошо отдыхается товарищ Веретенников? А я еще думал, откуда берутся антикоммунисты?

На миг прикрыл глаза. «Я знаю, что это…»

Я знаю, что это – настоящее.

Когда мы будем на войне,
Когда мы будем на войне,
Навстречу пулям полечу на вороном своем коне…

– Господин капитан!

Отец Серафим уже рядом. Медный крест чуть подрагивает в протянутой руке, маленькие глаза смотрят сурово. Понимаю: спорить нельзя. Не потому, что нет времени. Я уже часть этого мира, я – офицер русской армии Николай Федорович Кайгородов.

Целую крест.

* * *

«…В неге Рая была улыбка на лице светла. Дремал он, ничего не понимая, не ведая еще добра и зла…» Сон был добр. Папиросы в желтой пачке не думали заканчиваться, можно курить вволю, угощать сердитого солдатика – и не слишком торопиться. Он и сам подобрел, даже улыбался, слушая упреки убитого им человека. Не возражал, не спорил. Мир – это он сам. Его собственная совесть воплотившаяся в любителя чужих часов, старается что-то доказать. Пусть попробует, ему есть что ответить. Только зачем? Совесть это тоже он – тот, кому осталось жить несколько недель, в лучшем случае месяцев. На самом деле меньше, скоро от боли перестанут спасать даже самые сильные лекарства. Это – его Мир, и не взбесившемуся «импу» из компьютерной «стрелялки» предъявлять претензии.

Солдатик так не считал – возмущался, дергал небритым лицом вздымал к вагонной крыше палец с грязным ногтем. «Имп» честно следовал программе, он пришел убить и ограбить того, у кого ногти были чистые. Не дали – и компьютерная нежить не могла успокоиться.

Он понял. Не мертвец говорил с ним. Мир пришел в его сон, чтобы объясниться. Чужак, бабочка-пылинка, стал слишком опасен.

– Я только приступил, – ответил он Миру. – Посмотрим, кто кого!

Солдатик умолк, отступил на шаг, прижался спиной к холодной стене тамбура. Так-то!

Папироса – гармошкой. Зажигалка, австрийская IMCO, согрелась в ладони.

Щелк!

* * *

– Ровнее, ровнее! Не расстраивать ряды!.

Снег по колено – не побежишь, не спрячешься. Можно лишь идти вперед, волоча неподъемную ледяную «мосинку» и с тоской вспоминая вороненную сталь верного АКМ. Эх, сюда бы дюжину биороботов – хотя бы качестве носильщиков. А еще лучше – обычный БТР-60 ПБ, самому – в водительское кресло, фольклориста Згривца – за пулемет. «Владимиров» – не «Максим», это аргумент посерьезнее!

Рядом сопит вице-чемпион фон Приц. Будущему разведчику все-таки легче – его винтовка без штыка. Почти целый фунт выгадал, умник!..

Из строя Принца я все-таки выдернул. Нечего, пусть рядом идет.

– Как дела, Сергей?

– Готовлюсь мощным толчком бросить тело вверх, ухватиться руками за горизонтальный сук в трех метрах от земли и в полете развернуться винтом на 180 градусов, господин капитан!

Обиделся!

Глубокая позади, там нас никто не встретил. На пустых улицах – трупы в шинелях без погон, воронки от снарядов, возле самой станции что-то еще догорает. Ни Чернецова, ни Голубова. Все верно, все – как в единственно правильной Истории. Бой идет южнее, у оврага, именно туда я направил «Сюзанну», она отвлечет, позволит подойти незаметно…

Кадетики, маленькие Гавроши… Это я молюсь за вас.

– Николай Федорович! Николай…

– Вижу!

А это тоже – согласно Истории? Наметом, не разбирая дороги, прямо на нас – в лохматой казацкой шапке, на невысоком коньке-тарпаныше, тоже лохматом. Летит, летит, летит…

Тасанке Уитке. Crasy Horse. Неистовая Лошадь.

– Кайгородов! Капитан Кайгородо-о-о-ов! Кайгородо-о-о-о-о-о-ов!

Неистовая Лошадь не может остановиться, взвивается на дыбы, тяжело опадает копытами в глубокий снег. Лохматая Шапка отчаянно машет рукой:

– До капитана Кайгородова!..

– Я здесь! Не стреляйте, не стреляйте!..

Бегу. Снег не мешает, расступается, тает под подошвами. От лошадиного бока несет горячим потом.

– Микола Федорыч! Поручик Хивинский прислали…

Из-под лохматой шапки – острый веселый взгляд.

– Есть батарея! В шашки взята. А чтоб вы не сумлевались, господин поручик велели передать… Это самое… Чар-яр!

«Чар-яр!» – шепчу я в ответ, все еще не веря, – «Чар-яр! Чар-яр!»

* * *

– Знаешь, на чем погорели остальные? – сказал он Миру. – Те, что хотели тебя изменить? У них были планы. Но в плане не учтешь всего, ты слишком велик и сложен. У меня нет плана – даже пакистанского, в трех мешках. Но зато я знаю твое расписание, понял? По неделям, по дням, даже по часам. У меня очень опасная работа – знать. Так что давай, катись себе из Прошлого в Будущее – а я рядом буду!

Солдатик дернулся, скривился, провел грязными пальцами по черной дыре в шинели, но внезапно расправил плечи.

Неровный оскал, желтые кривые зубы.

– Давай!

* * *

Донской Ахиллес сверкал голой пяткой – левой. Правая нога оставалось в сапоге, сам же бесстрашный герой – на брошенной прямо в снег шинели. Вид Пелеев сын имел весьма встрепанный.